Войско запорожских казаков, которое действовало на пограничной территории за днепровскими порогами, можно действительно назвать отрядом специального назначения, а запорожского воина — современным термином «спецназовец». Жизнь в условиях дикой степи и плавневых дебрей Великого Луга (так раньше называли плавни в нижнем течении Днепра) выработала в казаках особые умения и приемы проведения разведывательных операций, наступательных и оборонительных боев, сделала из них настоящих закаленных следопытов, чей опыт выживания в экстремальных природных условиях (добыча и приготовление еды, защита от непогоды, диких зверей) весьма ценен для нас и сегодня.

Испытание новичков

Стать «истинным» казаком мог не каждый. Для кандидатов в степные «лыцари» существовала строгая система отбора, которая включала в себя различные испытания. На острове Хортица есть ущелье, которое называют Сечевыми воротами. Поговаривают, что именно тут устраивали испытание новичкам. Вот как это происходило. Между скалами укрепляли жердь, по которой с завязанными глазами должен был пройти парень, решивший стать казаком. Кто оступался (внизу его ловили дюжие сечевики), приходил сдавать экзамен на следующий год.
«Не тот казак, что на коне, а тот, что под конем», — шутили запорожцы. Умение обращаться с конем было одним из главных требований к кандидату. Один исследователь казацкого быта писал: «Поймают дикого лошака и велят садиться без седла, без уздечки, лицом к хвосту. Кто проскочит степь и вернется здоровым, тот и казак!»
Серьезным испытанием для юношей был бурный Днепр. Его нужно было переплыть туда и обратно в районе грозных порогов. Экзамен продолжался и под водой. Сидел над кручей старый казак, дымил трубкой и рассказывал о подвигах казацких героев. Вокруг него — толпа новобранцев. Вдруг трубка (будто бы случайно) выпадала из рук и исчезала под водой. Того, кто не раздумывая кидался за ней и находил трубку на днепровском дне, казаки охотно принимали к себе, зачисляя в разведывательный отряд, действовавший в плавнях. Существовало у запорожцев еще одно любопытное «испытательное» развлечение. Новичкам завязывали глаза и ставили посреди площади. Казаки-ветераны длинными кнутами сбивали с них шапки. Во время этого экзамена на лице испытуемого не должен был дрогнуть ни один мускул…


Зачем казаку чуб-оселедец?

Гладко бритая голова и длинный чуб-хохол (его еще называли оселедцем) были характерной и оригинальной приметой запорожского казака. Зачем же запорожцы наголо брили головы, оставляя длинный чуб? Дело тут в очень давних (если не древних!) традициях, как степняков, так и вероятных предков казаков. Слово «чуб», как считают некоторые исследователи, произошло от персидского «чоб» — гроздь, кисть, пучок. Интересно, что у персов слово «казак» переводилось, как «хохол». У воинственных готов длинный чуб означал посвящение богу Одину (готское «хох оол» — сын неба). Считается, что подобную прическу казаки заводили главным образом для форса, «на выхвалку». Что ж, и в этом имелся свой смысл. Чуб был для казака своеобразной визитной карточкой, внешним признаком (часто единственным!), по которому сечевики узнавали друг друга. Запорожец вдали от родных мест (не говоря уже о разведчиках, которые проникали в стан врага) мог вырядиться в любую одежду. Однако чуб под головным убором, даже если это была мусульманская чалма, всегда оставался на месте, был своего рода паролем при встрече с другим казаком.
Как правило, чуб носили за левым ухом. Чтившие традиции «низового товариства» и во всем соблюдавшие этикет старики объясняли, что «чупрына, как знак удалого храброго казака, должна быть обращена к левой стороне». В этом случае чуб был своеобразным знаком «достоинств и отличий», вроде медали, ордена или шпаги. Нередко по форме чуба, его длине и ухоженности судили о звании казака, его старшинском чине, боевой выучке и опытности. Развевающийся по ветру чуб часто устрашал противника больше, чем острая сабля.
 

Шириной в Черное море…

Просторные шаровары были экзотической и приметной частью казацкой одежды. Шились они в основном из сукна, однако могли быть и кожаные. Очевидцев поражала ширина казацких шаровар, которую знаменитый Гоголь даже сравнивал с шириной Черного моря.
Известно, сколько материи использовалось для пошива казацких штанов: двенадцать аршин. Такие шаровары назывались «рясными». На шаровары же «с достатком» уходило еще больше сукна — до пятнадцати аршин.
Зачем запорожцу нужны были такие просторные штаны? «Как идет казак, так и след за собой метет», — говорили о сечевике, который шел, будто бы пританцовывая. Конечно, речь шла прежде всего о казаке, что «выхвалялся» своими шароварами. Однако подразумевался и казацкий следопыт, который двигался легко и бесшумно, не оставляя после себя следов, по которым можно было бы определить маршрут его продвижения. Важна была и маскировка. Порою издали и не поймешь, кто перед тобой — «точно баба в юбке стоит». Очевидцы свидетельствовали, что «в иные шаровары можно штук тридцать арбузов вложить». Арбузы, конечно, казакам ни к чему было таскать в шароварах, а вот саблю или пистоль приходилось прятать частенько. Врагу невдомек было, что разгуливающие в ярмарочной толпе полуголые бродяги в шароварах были казацкими лазутчиками, которые скрывали под ветхой одеждой оружие. В любой момент базарный зевака, крикливый торговец, жалкий попрошайка или слепой кобзарь могли, превратившись в ловких воинов, выхватить из шаровар кинжалы или пистоли…


Богатырская сила

«Страшенный народ был, — рассказывали старики в приднепровских селах о запорожских вояках. — Богатыри у них были такие, каким равных нигде не было». Уже один «мордатый, точно обточенный» внешний вид сечевиков повергал в трепет врагов. Вот как в одной легенде описываются казацкие здоровяки: «У каждого по семь пудов голова, у каждого такие усища, что бывало, как возьмет он их в обе руки, да как расправит один ус туда, а другой сюда, так и в дверь не влезет, хоть бы в нее целая тройка с повозкой проскочила».
Внешнему виду казацких богатырей соответствовала и их исключительная физическая сила. Одни тугие луки, над которыми несколько человек справиться не могли, «играючи» натягивали, другие толстенные железные полосы вокруг шеи врага скручивали, третьи возы через броды на себе перетаскивали, ядра через самые широкие реки запросто перебрасывали. Сохранилось множество преданий о казацких богатырях.
Особой силой отличались казацкие предводители. Вот свидетельство современника казаков немецкого исследователя И. Мюллера: «Войско без вождя — тело без души, а у крепкого вождя — крепкое тело. Исходя из военной необходимости они избирают вождя среди сильных людей. Таким могучим вождем был Иван Подкова, гетман низовых казаков, который был такой крепкой породы, что гнул подковы. Вот почему за ним закрепилось прозвище Подкова». А про гетмана Мазепу французский дипломат Жан Балюз писал: «Тело его крепче, чем тело немецкого рейтара, и ездок он знаменитый». Днепровская Палиевская забора у левого берега Днепра заканчивалась так называемым камнем Палия. На ней были выбиты две огромные ступни. Народная молва приписывала их знаменитому казаку Семену Палию. Об авторитете и силе этого предводителя-богатыря говорит такая деталь. Если какой-нибудь казак в походе допускал оплошность, то атаман ссаживал его с коня и поручал нести свою саблю. На первый взгляд, это вроде бы и не могло считаться наказанием, если не учитывать того, что сабля Палия весила не меньше… двух пудов.

Боевой гопак

В вихревом, зажигательном украинском танце гопаке и сегодня очевидна его боевая первооснова, которая входила в систему единоборств, используемых запорожскими казаками. Умение «взять» противника голыми руками высоко ценилось у запорожцев. Поэтому даже на досуге после чарки во время танцев со сложными акробатическими пируэтами они отрабатывали приемы поражения противника. Кстати, тренируя вестибулярный аппарат и глазомер, казаки, случалось, выплясывали на столе среди тарелок и бутылок.
Главными способами передвижения в боевом гопаке являются шаги, бег, прыжки, «ползунки». Среди шагов выделялись: основной шаг, шаг «аркана», задний шаг, шаги «прибой», «чесанка», «дубоны», «стукалочка». Анализ названий подчеркивает их тактически-боевую направленность. Так, применяя шаг «дубоны», казак притоптывал ногами, производя шум, который отвлекал внимание противника. Бег включал в себя «дорожку», «дрибушку», галоп. Удары одной или двумя руками осуществлялись ладонью, локтем, предплечьем, плечом. Особенно разнообразными были удары ладонью. Они насчитывали добрый десяток приемов, среди которых и «ляпас», и «секач», и «тумак», и «дрель», и «штрык». Самыми эффективными и впечатляющими приемами в гопаке были удары ногами на месте или во время прыжка. «Разножкой» назывался удар в прыжке двумя ногами по бокам, «щупаком» — удар в прыжке двумя ногами вперед, «пистолем» — удар в прыжке одной ногой в бок, «чертом» — удар в прыжке с поворотом тела на 360 градусов. Существовали и другие виды казацкой борьбы, которые применялись в стычках с противником. Среди них — «гойдок», «спас», «крест-накрест», на ремнях, на палках. Приемами «гойдока» пользовались в основном разведчики-пластуны. Казак как бы «приклеивался» к противнику, повторяя все его движения, а в случае ошибки, нападал на него. Борьба «спас» имела в основном не атакующий, а оборонительный характер.

Рука мертвого атамана

…К туркам прибыло подкрепление, и они не сомневались в победе. Однако, когда небольшой казацкий отряд приблизился к их лагерю, бусурманы с криками «Урусшайтан! Урусшайтан!» стали разбегаться по степи. Что же так напугало противника? Впереди запорожцев скакал казак с развевающимся по ветру чубом. Вместо сабли он размахивал… человеческой рукой со скрюченными пальцами.
Эта мертвая черная рука и была причиной панического бегства турок. Принадлежала она запорожскому атаману Ивану Сирко, которому, как писал один польский хронист, судьба дала «счастье и ум, и мужественное сердце, и оружие, и славу». В легендах и преданиях народ наделял Сирка энергией и силой, многократно превосходивших возможности самых отчаянных казацких рыцарей.
Общепризнан полководческий талант Сирко. Он провел более пятидесяти походов против Османской империи и Крымского ханства и ни разу не потерпел поражения, выходя победителем из самых тяжелых ситуаций. Сирка восемь раз избирали кошевым атаманом Войска Запорожского. И после смерти он оставался непререкаемым авторитетом для казаков. Его дух незримо витал над сечевиками, вдохновляя их на подвиги. По самым различным поводам запорожцы вспоминали своего атамана. Создавалось даже впечатление, что они, невольно произнося священное имя, подпитывались его энергетикой. И мертвый ватаг продолжал служить своему сечевому братству.
В одной из легенд о великом казацком предводителе говорится: «Когда помирал кошевой Сирко, то говорил запорожцам: «Кто из вас, хлопцы, будет поливать мою могилу на восходе солнца, тот будет знать столько, сколько и я… А как пойдет большая сила на белого царя, то пусть хоть руку мою откопают и понесут вперед войска — неприятель сам себя порубит». Высоко поднятая крепкая и жилистая рука мертвого атамана была своеобразным знаменем казацкого войска. «Где рука, там и удача», — говорили запорожцы.
 

«Поднимались прямо со дна моря…»

Умело и хитро действовали запорожцы и в степи, и в плавнях, и среди черноморских волн. Не чужими были для казаков и морские глубины. Есть сведения (разной степени достоверности, конечно), что сечевики имели свой… подводный флот. Французский историк Монжери писал в 1827 году:

По крайней мере, нет сомнения, что такого рода суда (подводные) были употребляемы в Европе в XIII в. Украинцы часто избегали преследования турецких галер с помощью больших подводных лодок.

Монжери при этом ссылался на записи французского философа Фурнье, побывавшего в конце XVI века в Константинополе. Фурнье свидетельствовал:

Здесь мне рассказывали совершенно необыкновенные истории о нападении северных славян на турецкие города и крепости. Они являлись неожиданно, поднимались прямо со дна моря и повергали в ужас береговых жителей и воинов. Мне и раньше рассказывали, будто славянские воины переплывают море под водой, но я посчитал рассказы выдумкой. А теперь я лично говорил с теми людьми, которые были свидетелями подводных набегов славян на турецкие берега.

Комментируя эти факты, Монжери утверждал:

Запорожские казаки пользовались гребными судами, способными погружаться под воду, покрывать в погруженном состоянии большие расстояния, а затем уходить в обратный путь под парусами.

Как же выглядела подводная лодка казаков? Монжери попытался дать ответ и на этот вопрос. Корпус обшитого кожей челна был накрыт герметической палубой. Над ней возвышалась шахта, где находился наблюдатель-рулевой. Через шахту поступал воздух при плавании в надводном и полупогруженном положении. В погруженном состоянии движение осуществлялось при помощи весел, герметизированных в местах прохода через корпус кожаными манжетами.
Рассказы Фурнье и Монжери не канули в Лету. Их имена, например, упоминаются в книге П. Адамовича «Подводные лодки, их устройство и история», которая была издана в Петербурге в 1905 году. Проявляют интерес к их работам и современные исследователи. Один из них предположил, что подводной лодкой во время похода становилась обыкновенная «чайка». Она имела двойное дно, в котором в погруженном состоянии содержался балласт (скорее всего песок). Дно было снабжено створками. Когда возникала необходимость всплытия, створки откидывались и песок высыпался. Фантастический корабль, облепленный водорослями и ракушками, вдруг появлялся из морской пучины у самых стен вражеской крепости, повергая противника в ужас…
 

«Ломовая» схватка

В поле — две воли: сильнее та, которая побеждает в последней решающей битве. Запорожцы ее называли «ломовой». Как правило, разрабатывая тактику боевой операции, казаки делили войско на четыре части, которые действовали с тыла, обоих флангов и с фронта. Фронтальной атаке в большинстве случаев предшествовала артиллерийская подготовка. Теребя беспрерывно в течение нескольких часов врагов, казаки под конец разрывали его передние ряды, тот же час прекращали пальбу из пушек и направляли с ручным оружием в неприятельский стан свою пехоту.
«Страшные вояки были», — рассказывали о запорожцах современники. При этом отмечали такую их черту, как готовность любой ценой добиться победы, стремление во что бы то ни стало принудить врага к бегству. Поэтому в «ломовой» схватке запорожцы все усилия направляли на то, чтобы перебить у неприятеля обозных лошадей, тем самым прекратить им путь к отступлению…
В рукопашном бою, исход которого решали удаль, натиск, ловкость, запорожцы были всегда на высоте. Исход «ломовой» схватки часто определяло умелое обращение казаков с различным оружием. И боевым молоткам — «келепам» (чеканам), и «резвым» саблям, и тяжелым секирам, и острым кинжалам находилась в рукопашном бою работа. «За косы руками, а в бока и ребра кулаками». Приходилось и ими действовать, «ломая» и «кроша» врага. В кровавой свалке трудно бывало различить своих от чужих. Поэтому казаки выкрикивали время от времени условный боевой клич…

Дымовые сигналы

Не проходило и часа, как запорожцы узнавали о приближении врага к границам контролируемых ими земель. Весть разносилась по степи почти мгновенно с помощью древнего способа — дымовых сигналов. Как же и чем они производились? Можно было просто поджечь шатер из заготовленных заранее дров или кучу сухого курая, а сверху набросать травы. Однако дрова загорались медленно, а курай, наоборот, сгорал слишком быстро. Казаки придумали весьма хитроумное устройство, дым от которого поднимался столбом вверх и был заметен издалека. Называлось оно «фигура» и представляло собой своеобразный степной маяк «из смоляных бочек». Основой «фигуры» служили шесть просмоленных бочек, которые ставили в форме круга с пустотой посредине. На них водружались следующие пять бочек, потом — четыре, выше — три… Чтобы эта башенная конструкция была устойчива, бочки обвязывали просмоленными канатами. Пустота внутри заливалась смолой. Сооружение венчала бочка без дна. На ней и устанавливали блок, через который пропускали веревку с «клоком мочалы», вымоченной в селитре, или пучком соломы на конце. Как только дозорные узнавали о приближении врага, они вытягивали веревку за внешний конец, поджигали соломенный пук или мочалу и опять опускали их внутрь «фигуры». Она тут же превращалась в огромный дымный факел. В ясную безветренную погоду этот костровый сигнал мог быть заметен на расстоянии пятидесяти километров.
В плавнях подобные сигнальные башни сооружались из сухого тростника. Его поджигали и накладывали сверху зеленые стебли. Сквозь них и струился вверх дым, сообщающий об опасности. Случалось, такие вышки делали в два этажа. На нижнем располагалась растопка, а на верхнем — уже само топливо (в виде вязанки хвороста или снопа из сухого тростника). В дождливую погоду сухую растопку легко было поджечь. От нее воспламенялось уже основное топливо.

Казацкий «разгордияш»

Один, как известно, в поле не воин, однако когда воинов-одиночек (тем более специально обученных профессионалов) много, то противнику справиться с ними весьма непросто. Нередко запорожцам в условиях дикой степи или плавневых дебрей приходилось действовать разрозненными малочисленными отрядами. Причем случалось, что казацкие ватаги участвовали в общей битве не по заранее намеченному плану, а каждая группа поступала по своему усмотрению. Такая тактика у казаков называлась «разгордияшем». Казалось бы, хаотичные несогласованные действия не должны способствовать успеху, однако казаки часто побеждали именно благодаря этой «самостийной» тактике. Во-первых, враг, отражая нападение одного отряда, не мог знать о намерениях других. Их внезапное появление на поле боя (зачастую со стороны, откуда их никто не ждал) было сюрпризом для противника. Во-вторых, если даже накануне боя вражеским лазутчикам удавалось добыть и разговорить «языка», пленный ничего не мог сказать о маршрутах продвижения и тактике других отрядов.
Блуждание по плавневым дебрям в поисках добычи, пограничная служба, частые одиночные вылазки в стан врага выработали у сечевиков умение действовать в сложной боевой обстановке на свой страх и риск, самостоятельно принимать ответственные решения, быть, как говорится, ко всякой масти козырем. Поэтому небольшой отряд, который во время «разгордияша» откалывался от основного войска, мог возглавить практически любой казак. Нередко в рейдах принимали участие и казаки-зимовчаки, имевшие в плавнях свои хуторские хозяйства. Эти хозяйства часто представляли собой небольшие крепости, а сам хозяин, отчаянно и умело защищая свои владения, выступал в роли полководца. Такому сметливому расторопному представителю казацкого рыцарства под силу было при необходимости превратить десяток казаков в боеспособный отряд, который мог незаметно подкрасться к врагу и нанести ему внезапный и точный удар. Несколько таких «самостийных» казацких подразделений представляли уже грозную силу.

Что такое «крутить веремию»?

Укус (порою даже назойливое жужжание) одного комара, случается, раздражает больше, чем нападение десятка насекомых. Нередко на суше, а особенно на море запорожцы использовали именно эту одиночную «комариную» тактику.
Внезапно к турецкой галере приближалась казацкая «чайка». Ружейный залп казаков, конечно, не причинял вреда большому кораблю (хотя порою выстрелы казацких снайперов были довольно меткими), однако был весьма неприятен для турок, отвлекая их от дел и заставляя прятаться за бортами. Лодка тут же исчезала. Однако через час с противоположного борта появлялась другая «чайка». Запорожцы давали залп и уплывали за горизонт. Следующая лодка подбиралась с кормы. Казаки опять палили из ружей и отгребали в море. Так могло продолжаться и день, и два.
Есть в украинском языке слово «шарпать», означающее трепать, дергать. У запорожцев же «шарпаниной» назывались одиночные, мелкие, однако частые, изнуряющие удары по врагу. Из числа добровольцев постоянно снаряжались специальные команды, чтобы «пошарпать» бусурман. Нередко вместе с опытными воинами, для которых эти «щипки» противника были забавой, игрой, отправлялись и молодые необстрелянные казаки. Для них участие в «шарпанине» было и тренировкой, и проверкой мастерства, и подготовкой к серьезным сражениям. На море такая «шарпающая» тактика, когда на турецкий корабль поочередно нападали одиночные казацкие суденышки, называлась «крутить веремию» («веремия» — суматоха, кутерьма, смятение). После того, как турки окончательно были сбиты с толку, казаки по единому сигналу внезапно со всех сторон подплывали к кораблю и истребляли его деморализованный экипаж.

И пловцы, и ныряльщики

Речная и морская стихии были родными для казаков. «Казак с водою, что рыбак с удою», — говорили в народе. Запорожцы часто устраивали соревнования, переныривая плавневые протоки, подныривая под скалы. Нередко они бросались с высоких круч прямо в бурный днепровский поток. Казалось, что человеку невозможно выбраться из этого кипящего котла. Однако казаки смело ныряли в пучину, точно попадая в водные завихрения, которые выносили их прямо к берегу. Испытывая молодых воинов, старые запорожцы бросали в реку свои трубки — «люльки». Ныряльщики кидались за ними в воду и в целости и сохранности возвращали владельцам.
В истории немало и легендарных, и летописных, и конкретных хроникальных сведений о казацких боевых пловцах и подводниках. Вспоминали, например, о казаках, которые, скрываясь от неприятеля, ныряли в воду и замирали на дне, дыша через длинную тростину. Один из исследователей казацкого быта писал, что достаточно было добежать казаку до какой-нибудь степной речки или озерца — и уже он спасся, так как вырежет себе камышину, пробьет в колене ее дырочку и, взяв в рот, ныряет в воду с головой. Кончик камышины, который торчал между очеретом и осокой, совсем был незаметный, однако казак через него дышал и мог просидеть под водой, пока татары не удалялись. Вместо камышин запорожцы могли использовать полые трости и даже ножны.
Ходили слухи об отчаянных запорожцах, которые неожиданно исчезали под водой чуть ли не на целый день. Любопытные ныряли за ними и обнаруживали, что их товарищи похрапывали себе спокойно под воздушным пузырем в холодке возле коряги, так как на поверхности им, видите ли, было очень жарко.

Ракетный «переполох»

…Глубокая ночь. Луна скрылась за тучами, не видно и звезд. Турецкий лагерь затих. Лишь слышно, как переминаются кони возле шатров да перекликаются часовые. Вдруг раздаются громкие хлопки, и лагерь озаряют вспышки. Всполошились и дико заржали перепуганные кони, из шатров, ничего не понимая, стали выбегать полусонные люди. Взметались вверх языки пламени, дергались тени, бряцало бесполезное в темноте оружие, а между шатрами продолжали звучать взрывы, и все новые и новые вспышки ослепляли людей и обезумевших лошадей. Переполох во вражеском стане произвели «шутихи большого калибра». Так у запорожцев назывались особые ракеты, которые, взрываясь (до шести раз), подпрыгивали при каждом взрыве и производили оглушительные хлопки, точно современные петарды. После такого ракетного ночного «переполоха» противник был морально подавлен и, если подобное ракетное нападение повторялось, через несколько дней в спешке покидал лагерь. Про бывалого искушенного в военных передрягах запорожца говорили, что он прошел Крым, Рим и медные трубы. Про Крым и даже Рим, где приходилось бывать запорожским воякам, понятно, а вот при чем здесь медные трубы? Вполне возможно, что запорожские умельцы, конструируя хитроумные ракеты, использовали опыт византийцев, на вооружении которых был так называемый «греческий огонь». До изобретения пороха он представлял собой мощный огнемет. Вот один из рецептов огненной смеси: одна часть канифоли, одна часть серы, шесть частей селитры в тонко измельченном виде растворялись в льняном или лавровом масле. Все это вкладывалось в медную трубу, укрепленную на носу корабля, и поджигалось. Предки запорожских казаков, да и сами запорожцы, бороздившие южные моря, не понаслышке знали о действии «греческого огня». Что же собой представляли ракеты запорожцев? По какому принципу они действовали? Как удалось установить, это были глиняные трубки с несколькими камерами, соединенными каналами, в которых была насыпана горючая смесь. Сначала она взрывалась в первой камере. Потом поочередно в остальных пяти. При каждом взрыве казацкая ракета-«шутиха» подпрыгивала. Звуковой и световой эффект при этом были отнюдь не шуточными.

Огненный щит

Случалось, что не было никакой возможности уйти от врага. Он буквально наступал на пятки. Тогда запорожцы прибегали к верному и испытанному способу — огневой защите. Это очень древний тактический боевой прием. Воинственные степняки могли продвигаться по степным просторам только при наличии кормов для скота (главным образом лошадей). Чтобы остановить орду, достаточно было выжечь травянистые пространства на пути ее конницы. Запорожцам, спасающимся бегством, тоже нередко приходилось поджигать густую траву. Конечно, это было возможным не во всякое время года. Ранней весной, когда сходил снег, оголялись сухие травы, которые от малейшей искры вспыхивали, словно порох. Обычно это происходило в марте. Недаром древние славяне называли этот месяц «сухий». С апреля по июнь степь представляла собой плотный ковер, сплетенный из сочных трав и ярких цветов. В июле краски блекли и травы начинали подсыхать. Огонь легко находил поживу на знойных просторах полуденной степи. Однако, чтобы направить пламя в нужное место, необходимо было хорошо знать и характер местности, и направление ветра. Запорожцам, которые легко ориентировались в Диком поле, иногда удавалось поднять такой «пал», от которого и люди, и лошади, точно мухи от холода, падали в степи. Обычно отряд скрывался за кряжем, а оставшиеся смельчаки поджигали сухостой с разных концов. Врагов останавливало не только жаркое пламя, но и едкий удушливый дым. Известно немало случаев, когда запорожцы с целью вызвать панику во вражеском отряде устраивали пожары в плавнях Великого Луга. Об этом красноречиво свидетельствуют такие плавневые названия, как протока Горелая, озеро Шмалек (сухой камыш поджигали и этим будто бы «шмалили» воду), протока Дымная. Случалось, лугари, приметив в камышовой гуще место, где затаился враг, поджигали густую растительность с разных сторон. Противник оказывался в огненном кольце. Вырваться из него можно было, скажем, лишь через одну-единственную протоку. Возле нее, как правило, сечевики и устраивали засаду. С напуганным огненной стихией и очумелым от дыма врагом справиться было довольно легко.

Пчелиное оружие

Когда голову сечевика покрывала благородная седина, он отходил от военных дел и начинал заниматься пчеловодством. Это занятие было в почете среди казаков, так как пчела — божья букашка, а пасечник — «угодный Богу человек». Поэтому старые запорожцы в конце жизни шли «спасаться» не в монастырь, а на пасеку. Там, скорее всего, и родилась мысль об использовании пчел в качестве оружия.
Враги знали о том, что в балочках по днепровским берегам в заброшенных казацких бурдюгах можно было полакомиться пчелиной сластью. Тут-то сметливые казаки и готовили им сюрприз. Зная, что в тот или иной район могут нагрянуть степные гости, они специально оставляли для них в приметных местах жбанчики с медом, который сначала приятно услаждал и веселил, а потом валил наповал самых стойких и здоровых воинов. Дело в том, что, если неподалеку от пасеки цвели «дурманящие» растения (тот же дурман, дрема белая или мак), способные влиять на нервную систему и оказывать снотворное действие, пчелы, сами того не ведая, собирали и заготавливали «пьяный» мед. О его своеобразном влиянии на организм человека еще в IV веке до нашей эры довольно образно написал древнегреческий историк и политический деятель Ксенофонт Афинский. Участвуя в походе войск Кира Младшего против Артаксеркса II, он был очевидцем того, как воины, объевшись «пьяного» меда в Колхидской низменности, заснули среди белого дня как убитые. Та же участь, но уже в I веке до нашей эры постигла легионеров римского полководца Гнея Помпея. Объевшихся плавневым «пьяным» медом врагов, казаки легко брали в плен.
Среди гончарной посуды, найденной на месте казацких зимовников и военных лагерей, привлекают внимание тонкостенные горшки. Для чего они могли использоваться? Ведь в них нельзя было варить пищу, хранить продукты. Существует версия об использовании подобных горшков в качестве… боевых ульев. Весной казацкие пчеловоды добавляли в кормовой мед протертую голову щуки, которая разбила хвостом зимний лед, и перец. Делалось это с ритуальной целью, чтоб пчелы были «зубастые, как щука, и сердитые, как перец». «Воспитанных» в таком духе пчел запорожцы использовали, скажем, в борьбе против янычар, находившихся на турецких галерах. Заключив пчелиные семьи в глиняные горшки, они с помощью метательных машин забрасывали их на палубу вражеского корабля. Горшки разбивались, и пчелы нападали на опешивших воинов, которые понапрасну отмахивались от злых и голодных насекомых кривыми ятаганами. В средние века «боевые ульи» нередко сбрасывались со стен крепостей. Историки полагают, что именно так была спасена от янычар султана Амюрата грузинская крепость Альбеля-Грек.

Предательские «якорцы»

…Татарская конница неслась по степи лавиной. Казалось, ее ничто не могло остановить. Однако внезапно посреди степи передние всадники вдруг приостановили свой стремительный бег, заметались по полю. Кони дико ржали, становились на дыбы, сбрасывая седоков. А всему виной были маленькие острые железки…
Плод ореха-чилима, которого было много в плавневых озерах, представляет собой шишку, утыканную остриями. Как ни брось ее, один из шипов оказывается торчащим вверх. И в степи есть ползучие растения, стебли которых утыканы предательскими колючками в виде рогулек. Вонзаясь в тело, их острия обламываются и часто без посторонней помощи их невозможно вытащить, скажем, из пятки. В народе эти растения и поныне называют «якорцами». Одна из степных балок в Запорожском крае была известна как Колючая. Такое наименование она получила, потому что «открытые склоны ее были покрыты ползучим травяным растением "якорцами”, поэтому для босоногих пастухов она была непроходимой».
Запорожцы, изобретая новое вооружение, конструируя хитрые приспособления для нападения и защиты, многое заимствовали у окружающей природы. Железная, боевая колючка представляла собой «подобие птичьей лапы с тремя передними пальцами, которыми она ступает по земле, и четвертым задним, в виде отростка, который не достает до земли». Что ж, и у птиц могли подсмотреть запорожцы конструкцию «якорцев». Так сечевики называли эти маленькие занозистые железки. Как описывает один исследователь, их делали «из одного продолговатого куска железа, который расщеплялся с одного конца на три отдельные части, а с другого конца оставался нерасщепленным и таким образом представлял собой подобие маленького якоря, но не с тремя, а с четырьмя зацепками и не пригнутыми, как у якоря, а прямыми и очень острыми».
«Якорцы» изготовлялись в казацких кузницах. Чтобы обезопасить себя от внезапного нападения вражеской конницы, «целые возы» этих зловредных железных изделий развозились по степи и разбрасывались на пограничных территориях, по дорогам и склонам балок. Шипы «якорцев», вонзаясь в копыта лошадей, пугали животных, делали их неуправляемыми. Лишь одиночные разрозненные отряды прорывались через усеянное железными шипами поле. «Якорцы» могли использоваться и как метательное оружие, которым зацепляли возы. «У седла у меня аркан и якорец, — вспоминал старый запорожец. — Арканом, бывало, ловлю турок, а якорцем переворачиваю возы… Разгоню коня, брошу веревку с якорцем на воз, дерну к себе — и пошел воз переворачиваться…»

Волчий след

…Вражеский отряд, не доходя до леса, что темнел между двумя озерами, вдруг остановился. Из чащи раздался жуткий волчий вой, от которого застывала кровь в жилах. И если отдельные всадники еще бодрились, подзадоривая испуганных товарищей, то лошади дрожали и ни за что не хотели идти вперед. Волчьи озера. Волчьи гряды. Волчий брод. Волчья могила, кручи Волки, протока Волчье Горло… Подобных названий в плавнях было много. Происхождение объяснялось тем, что по плавневым диким урочищам бродили многочисленные стаи волков. Однако не всегда волчьи голоса принадлежали зверям. Вой одинокого волка в глухую зимнюю пору бросал в дрожь и пешего, и конного.
Один исследователь казацкого военного искусства писал, что запорожцы, «скрываясь, будто звери, умея выть волком», побеждали врага малыми силами. И в многочисленных рассказах о доблести и удальстве запорожцев их победы над врагом нередко объяснялись умением «перекидываться» в различных зверей, чаще всего волков.
Дело в том, что они «всегда старались не только поразить, но и напугать, задать страха врагу, что поставлялось даже в подвиг "доброму” запорожцу». С целью деморализации противника казаки и имитировали волчий вой. Нередко сечевики сдирали шкуры с убитых волков, наряжались в них, отправляясь в разведку. Подобные приемы и породили в народе рассказы о казаках-оборотнях, которые могли менять свое обличье, превращаясь в волков. В селах их называли «вовкулаками».
Впрочем, не только волчий вой использовали казаки в своем ратном деле. Часто они подражали и другим животным, особенно птицам.

Болотистые «заблуды»

…Враг буквально наступал на пятки, однако запорожцы не торопились уйти от погони. Вот казацкий отряд не спеша перевалил через гряду и скрылся в зеленой плавневой чаще. По едва подрагивающим метелкам тростника можно было определить его продвижение. Неприятельская конница кинулась за казаками и внезапно увязла в болоте. Вонючая грязь стала засасывать всадников, и, когда те выбрались на сухое место, казаков и след простыл. Гнилая, Гнилуша, Гниляк, Прогнои, Квашня — все это названия плавневых водоемов, в которых вода застаивалась и загнивала, превращая плесы и ерики в труднопроходимые болота. Лугарям хорошо были известны подобные «гнилые» места. Они часто располагались в весьма хаотическом беспорядке и нередко меняли свои очертания. В этих болотистых плавневых «заблудах» без следа сгинули сотни врагов. Казаки же, зная характер дна, смело перебредали топкие водоемы. Нередко в непосредственной близости от врага запорожцы буквально ныряли в грязь, в которой спокойно пережидали опасность. Ни водяные блохи, ни пиявки, ни змеи не пугали их. А если вдруг лугарям и приходилось «являть» себя врагу, то после болотной купели они представали перед неприятелем настоящими чертями. Это производило весьма устрашающий эффект…

Брод без хлопот

Среди врагов бытовали рассказы о казаках, которые свободно передвигались по залитым водой плавням. Нередко лазутчики, прячась в чаще, с изумлением замечали характерные силуэты, которые словно тени, бесшумно скользили по туманным озерам. Ничего не стоило сечевикам, вырвавшись из рук врага, по топям и болотам, через плесы и протоки пересечь плавни и добраться домой. Как все это удавалось казакам?
Прежде всего, они хорошо знали водную систему Великого Луга, в особенности мелкие участки водоемов, которые можно было перебрести, преодолеть пешком. Даже широкие водные преграды имели переходы-броды, через которые мог перебраться не только всадник, но и пешеход. В древнегреческих источниках встречаются упоминания о том, что скифы перегоняли крупный рогатый скот через мелководный Керченский пролив, который назывался в античное время Боспор, то есть «бычий брод». Из летописей мы знаем, что броды существовали и на Днепре. Во время засухи река, например, мелела настолько, что «во многих местах через Днепр даже овцы переходили вброд». Самым знаменитым с древнейших времен был Протолчий брод. Из летописи известно, что русские князья, отправляясь в 1223 году на первую битву против татар, «сташа у реки Хортичь на броду у Протолче». Многие исследователи связывают Протолче с бродом через Днепр в районе острова Хортица, на котором располагалась первая казацкая Сечь. Запорожским следопытам известны были и тайные плавневые броды, которыми можно было пользоваться не только летом, но и во время паводков. Они прекрасно ориентировались, точно знали, в какое время года и где можно пересечь тот или иной водоем. На это, кстати, могло указывать и его название. В плавнях, например, существовало несколько озер, которые в народе называли Близнецами. Дело в том, что, пересыхая летом, они делились на несколько мелких водоемов (нередко одинаковых по форме). Казаки запоминали проходы между ними. В дождливое время, когда плесы соединялись, озера приобретали свой прежний вид. Однако по цвету воды, приметам на противоположных берегах легко можно было определить направление и ширину бродов. В отдельных глубоких местах, впадинах и ямках опорой для ноги мог служить камень или коряга, заранее затопленные или врытые казаками. На Днепре и реках, что впадали в него, крупных озерах сечевики знали расположение песчаных кос, их конфигурацию. Например, коса Ребровый Рог была изогнута в форме рога, а коса Просеред доходила почти до середины Днепра. Как и бродами, казаки пользовались косами для стремительного, часто ошеломительного для врага броска через водную преграду. Со стороны же казалось, что запорожцы буквально летели над водой.

Иду на добычу

На голодный желудок много не навоюешь. Однако пропитание нужно было еще добыть. Для человека, впервые попавшего в плавневую «густянку», сделать это было непросто. Для сметливого же сечевика ничего не стоило при нужде добыть, скажем, рыбешку. Делал он это даже без всяких подручных рыболовных средств.
Дело в том, что в плавнях было много полузатопленных коряг, под которыми во время зноя пряталась разморенная жарой полусонная рыба, скажем, тот же окунь. Сначала запорожец нащупывал ее ногой. Потом взбаламучивал воду и подставлял ладошку к одному из выходов. Окуни не беспокоились, думая, что это к ним «присуседился» их собрат. В это время находчивый казак другой рукой с противоположной стороны хватал крайнюю рыбешку. Окуни не разбегались, а лишь теснее прижимались к ладошке. Так вылавливалась вся стая. Для добычи зарывшихся в ил карасей и линей использовали «накрывачку» — ивовую корзину без дна. Ею «накрывали» пятачок илистого дна где-нибудь в мелководном плавневом заливчике, а потом нашаривали рукой внутри рыбу.
Запорожцы умели находить в окружающей природе все необходимое для жизни в суровых условиях. В этом им помогали даже… четвероногие плавневые обитатели. Например, казаки применяли для ловли рыбы речных выдр. Они ловили их маленькими и постоянно возили с собой. Постепенно животные становились ручными и, повзрослев, во всем помогали человеку. Как писал один исследователь казацкого быта, выдра «входила» в воду, добывала там рыбу и возвращалась к своему хозяину.

В степи и хрущ мясо…

Казаки были всеядны. Ели при нужде жуков-хрущей. Употребляли в пищу и других козявок. Скажем, саранчу. Во время ее появления в степи «в самый ясный солнечный день не видно солнца, кажется, что оно спряталось за толстые облака». Часто, как сообщал один путешественник, саранча сама «просилась» в рот: «Как только мы садились за стол, то и тут насекомые не давали покоя: резал на тарелке кусок мяса и перерезал одновременно саранчу». Что ж, издавна разные народы именно саранчу использовали в пищу в жареном или печеном виде, отрывая голову и крылья. Вполне вероятно, что и запорожцы, бывало, включали саранчу в свое «голодное» меню.
Жуки, улитки, лягушки, кузнечики — ничем не брезговали казаки, все переваривали их крепкие желудки. Если вдруг случалось оказаться в пустынной степи без надежды на спасение, сечевики не терялись и, по сообщению современников, «употребляли в пищу оленьи копыта, ели рога и давние кости диких зверей, которые валялись по степи». В самых неожиданных местах находили запорожские воины пропитание. «Не грех в пору и в чужую нору», — посмеивались запорожцы, пробуя искать зерно… в норах степных грызунов. Если удавалось наскрести хотя бы горсть его — уже удача, уже работа для желудка. Хлеб да вода — казацкая еда. Этого хватало, чтобы продержаться, уйти от погони или, наоборот, настигнуть врага. Из ничтожного запаса муки, к которой примешивали толченые корни, семена и плоды диких растений, казаки на быструю руку пекли в золе коржи-«загребы». Их запивали водой из любого болотца, любой лужицы, которую обеззараживали, бросая в нее корень аира («татарского зелья»). В дальних походах запорожские казаки умели обходиться небольшим запасом самых простых продуктов. Скажем, они перетирали пшено с салом. Крупа тогда не намокала, и ее можно было есть даже сырой: промытое пшено обсыпали мукой и заливали водой. На привалах запорожские кашевары, чтоб не тратить времени, готовили кашу древним способом: замоченную крупу ссыпали в полотняный мешок, который окунали в кипяток. В народе рассказывали про казацкий «гадючий» кулеш. Что это такое? На посвист запорожца, который жил отшельником в степной балке, сползались разные гады. Он ловил их и варил, заправляя пшеном. Этим кулешом и питался…

Сало… против гнуса

Похлеще турка-бусурмана или дикого кочевника был для казаков плавневый враг номер один. Речь идет о гнусе — комарах и мошкаре, которые заедали до крови и пешего и конного. Как же защищались запорожцы от этих насекомых? Скот, который пасся в плавнях, по словам одного очевидца, спасался от гнуса «только в воде или в дыму у раскладываемых пастухами костров». Что ж, и так поступали казаки. Однако в засаде, выслеживая неприятеля, костер не разведешь, в воде тоже не высидишь. Как быть? В этом случае дозорные смазывали лицо илом или глиной. Засохнув, они образовывали плотную, непреодолимую для жала насекомых корочку.
Всегда в суме у казака был брусочек сала. Раньше у степняков существовал обычай: после пасхальной заутрени смазывать салом щеки, нос, губы. Это делалось для того, чтобы кожа не трескалась от ветра и солнца. Защищала жировая пленочка и от гнуса. Запорожцы, отправляясь в плавневые дебри, тоже не пренебрегали сальной смазкой. У каждого сечевика имелся в запасе крутой табачок для люльки-«носогрейки». Не всегда в дозоре удавалось раскурить ее, а вот натереть лицо табаком, смоченным в слюне, можно было в любую минуту. Не могли прокусить комары и казацкую сорочку, которую сечевики специально вываривали в рыбьем жире и высушивали на солнце…